просто картинки -
для газет -
для книжки -
для журналов -
тушь и акрил -

Буквы

Тараканы (петербургский романчик)

Глава первая, в которой не обходится без женщины
Не обошлось без женщины. Мы разошлись. Я собрал рюкзак и покинул наше, ещё секунду назад общее, жилище. В квартире остались мои книги, штаны с карманами и ещё что-то, не поддающееся стирке или перелистыванию.

Скамейки
Некоторое время я занимался тем, что пил, страдал, бродяжничал и безумствовал.
Потом я бесился, шатался, где попало, нажирался в говно и совершал скотские поступки.
Затем настал черед нечеловеческого пьянства, отягощённого бесцельными прогулками по городу.
Как-то раз я обнаружил себя приклеенным к свежеокрашенной скамейке перед Исаакиевским собором.
Рядом, на нормальной, неокрашенной скамейке плакала незнакомая девушка. С большим трудом (а ещё с удивлением и разочарованием) я выяснил, что ни она ни её слёзы не имеют ко мне никакого отношения.
Я кое-как отклеился от скамейки и пошёл к Мише.

Миша
Михаил жил у родителей своего друга Евгения на Сенной площади.
— Миша, — сказал я, появляясь у него на пороге, — мне негде жить.
— Ну что ж, Саша, — неохотно сказал он, — живи у меня.
Неохоту Михаила можно было понять. Он и сам пребывал в сложной, запутанной ситуации.
Проще говоря, проживал у родителей своего друга на чрезвычайно птичьих правах.
Делу никак не помогала его многогранная персоналия.
Мишина творческая активность, то и дело прерывалась яркими, запоминающимися запоями. Яркие запои, в свою очередь, сменялись тяжёлой, депрессивной творческой активностью, плавно перетекавшей обратно в искрящиеся фейерверками запои.
Выпив, Миша, обыкновенно, принимался рассказывать собутыльникам историю про гопников и таинственные ритуалы.
Он забывал, чем история заканчивается, а потому всякий раз начинал рассказ заново.
С какого-то момента его переставали слушать. Это очень обижало Михаила.
Обидевшись, он куда-то надолго уходил, а после возвращался, забыв о том, что он обиделся.
В общем, Миша был потенциально интересным и занимательным соседом.
С другой стороны, если его права были птичьими, то мои иначе, как тараканьими назвать было сложно.

Сквоттеры
Дом на Сенной площади, в котором находилась квартира родителей друга моего друга, готовился к сносу.
Большую часть квартир жильцы уже освободили от своего присутствия.
В освобожденные от присутствия жильцов квартиры, вселились пыльные сквоттеры и грязные наркоманы. Иногда было слышно, как сквоттеров и наркоманов гоняет по парадным Омон.
Омон кричал сквоттерам и наркоманам низким голосом, чтоб те, блять, ложились лицом вниз.

Утюги
Женькины родители тоже покинули дом, но не все. Какая-то их часть незримо присутствовала в квартире, заставляя нас с Михаилом, принимать некоторые меры конспиративного характера.
Впрочем, жилплощадь была необъятной, поэтому все меры конспиративного характера были, скорее всего, лишними.
Всякий, попадавший в квартиру Женькиных родителей, немедленно терялся в бесконечном, усеянном дверями коридоре, хотя тот был безупречно прям и оканчивался тупиком.
А начинался он с кухни.
На кухонной полке рядком стояли чугунные утюги, а воду нужно было греть в металлическом баке.
В нём была небольшая щель, в которую следовало, изловчившись, попасть горящей спичкой.
В случае успеха в баке с жутким воем занимался огонь.

Тараканы
Комната, угол которой занимал Михаил, была огромна.
С невероятно высокого потолка свисала огромная люстра. Щели в паркете были размером с небольшой каньон. В углу расположился чудовищных размеров неработающий камин.
В соседнем с камином углу без труда помещались две кровати, кресло, столик с компьютером и Миша.
Угол без напряжения принял и меня.
Вероятно, с высоты люстры мы с Мишей были похожи на тараканов, суетливо копошащихся в углу какой-нибудь не очень чистой кухни.


Мотоциклисты
Рано утром нас будили лихие мотоциклисты, с энергией, возможно, достойной лучшего применения, вздыбучивавшие своих железных коней
Мотоциклисты были усеяны татуировками и бородаты.
Их бороды и татуировки дорисовывало наше воображение. Никто не собирался в пять утра переться через всю огромную комнату к окну, разглядывать мотоциклистов, вздыбучивающих своих железных коней.


Конец дома на Сенной
Вскоре, дом на Сенной снесли.


Три комнаты
Чуть раньше мы с Михаилом сняли комнату.
Мы выбрали её из трёх комнат-кандидаток, внимательно и придирчиво осмотрев каждую, и тщательно взвесив все за и против.
Первая комната не имела ванной и потому сдавалась очень дёшево. На пороге нас встретили непричёсанные девицы. Это интриговало.
Вторая комната была чиста. За её чистотой следили молодые люди в спортивных костюмах. Они сразу же внесли нас в список дежурных по уборке и наблюдению за чистотой.
Третья комната находилась на улице Труда.
Её-то мы и сняли.


Стремянка
Наше новое жилище было узко. Потолок его при этом уходил прямиком в небо.
Там, в вышине, горела голая лампочка.
Если бы комнату можно было положить на бок, в неё вошло бы куда больше предметов, мебели и людей.
К сожалению, никакой возможности положить комнату на бок не было.
Как-то раз мы меняли перегоревшую голую лампочку на новую голую лампочку.
Миша стоял на верхней ступеньке гигантской стремянки, а я крепко держал её снизу за тоненькие ножки.
Голова Михаила почти полностью терялась в кучевых облаках.
— Миииишааа! — кричал я куда-то вверх.
— Саааша, блять, держи стремянку! — кричал он откуда-то сверху.
И я, блять, держал стремянку.


Старушка
В соседней комнате жила старушка.
Старушка была суровая, но справедливая.
Она сразу невзлюбила Михаила. И было за что.
С утра этот длинноволосый и худой молодой человек, немного похожий на фальшивого индейца, возмутительно принимал душ. Потом он, громко топая, шёл в кухню и там, непростительно звеня сковородкой готовил себе вонючую яичницу с помидорами.
Вечером он мерзко торчал у себя в комнате и с кем-то там негромко разговаривал.
Ни единого слова в его шушуканье разобрать было невозможно, хоть ты всё ухо отдави о замочную скважину!
— Если б я умела материться, — шептала старушка, — я бы всех вас нахуй послала.


Новая Голландия
Оказалось, рядом с нами, через дорогу, существует маленький, почти незаметный мостик, пройдя по которому, можно проникнуть в Новую Голландию.
В то время почти вся Новая Голландия была закутана в полиэтиленовую плёнку, словно какой-то особо хрупкий предмет.
Мы аккуратно оторвали кусочек полиэтилена и проникли внутрь.
Здесь горел костёр, а рядом пели под гитару нечёсаные подростки.
Мы подсели к ним, и Миша принялся рассказывать историю про таинственные ритуалы и гопников.
Он никак не мог вспомнить, чем она заканчивается и поэтому всё время начинал рассказ сначала.
Нечёсаные подростки внимательно слушали, как Миша в пятый раз пытается вспомнить, чем заканчивается его история.
— В итоге, — повторял он беспомощно. — В итоге.


В итоге
В итоге, у нас с Михаилом закончились деньги.
Их и так было немного, еле-еле хватало на бутерброды с сыром, пиво и доширак.
Мы экономили их на всём остальном, включая квартирную оплату.
Было понятно, что рано или поздно наступит тот момент, когда хозяин квартиры позвонит нам и вежливо, но твёрдо попросит освободить помещение от нашего присутствия.
В одно прекрасное утро, так и случилось.
Нам позвонил хозяин и вежливо попросил освободить помещение.
— Мне кажется, пора ехать к Собакину, — сказал я.
Миша неохотно согласился.

Северное сияние (интермедия)

Тут вдруг на нашем пороге возник Евгений.
Когда-то у его родителей была квартира в доме на Сенной площади, но его снесли. Теперь Евгений и его родители проживали в Купчино.
Но не это было предметом его внезапного появления на нашем пороге.
— Я отвезу вас в пещеры, — сказал Евгений.
Мы долго ехали на электричке, а потом шли по заброшенным и заросшим сельским дорогам.
Вскоре мы добрались до глубокой дыры, которую кто-то проделал прямо в земле. Это и была пещера.
Мы влезли в неё и очутились в кромешной тьме.
Евгений зажёг фонарик.
Мы провели в пещерах какое-то время, а Миша даже немного застрял. Он попросил бросить его и идти дальше.
Когда мы выбрались наружу, уже стемнело.
Прямо над нами, как здоровенный шарф, висело зелёное полосатое северное сияние.


Две кровати
Наутро мы приехали к Собакину.
Собакин тоже снимал комнату, но аккуратно выплачивал за неё деньги, поэтому никто не предлагал ему очистить помещение.
Собакин был хорошим и радушным хозяином. Это портило ему жизнь.
В его небольшой комнате в невероятных количествах ночевали разноцветные личности с трагикомическим прошлым.
При этом количество кроватей в комнате Собакина равнялось двум.


Разноцветные личности
Личности были до того разноцветны и самобытны, что в целом смешались в жидкую серую кашицу с комочками.
Лично мне, особенно интересна была личность Екатерина. Она как-то сразу с момента нашего знакомства перестала со мной общаться.
— Привет, я Саша, — сказал я в момент знакомства с Екатериной.
Она ничего не ответила.


Душераздирающее зрелище
Я прожил у Собакина четыре дня.
Однажды, зайдя в комнату, я увидел душераздирающее зрелище.
На одной из двух кроватей Собакина сидело двадцать человек. Двадцать разноцветных личностей с трагикомическим прошлым.
Их лица были бледны.
Михаил пытался вспомнить, чем заканчивается история про гопников и таинственные ритуалы.
Денис пил пиво. Ольга блевала.
Митя размеренно втыкал нож в деревянный пол. От ножа, не спеша, убегал трёхногий таракан.
Екатерина занимала всю вторую кровать, и когда я вошёл, презрительно почесала пальцами нос.
Я повернулся и навсегда вышел из комнаты Собакина.


Глава последняя, в которой удивительным образом сочетаются загадка, интрига, дорожное приключение и неожиданная развязка
Примерно через неделю я сел на поезд и куда-то уехал.


Конец

Назад в Буквы